1
Она подошла откуда-то сбоку:
— Побеспокою, товарищ: а штё людям дают-то?
У неё были две большие сумки — пустые, крытые серым чешуйчатым коленкором в трещинах. Я объяснил… Мой ответ её обескуражил: наверное, она никогда не видела, чтобы очередь стояла не за едой, не за одёжкой. А тут была и впрямь громадная очередь, часов на семь-восемь; хвост её терялся в лабиринте московских улиц…
— Ну дак та вот картина-то, — сосредоточенно уточнила женщина, — продаётся ль она, штё ли?..
— Конечно, нет, — я едва сдерживался, чтобы не засмеяться. Женщина мне понравилась: невеликого роста, ладная… Светлые волосы, уложены косой под новой голубой косынкой, северные безбровые черты, уже слегка весной посмуглевшие… Ресницы длинные, тоже светлые, а глаза пристальные, тёмно-синие, почти лиловые…
— Дак а штё тогда люди стоят-то?
— Посмотреть…
— На погляд? — прищурилась озабоченно. — Это как в Мавзолее вот?
Тут уж я расхохотался — но не обидно для неё… Она это поняла и тоже улыбнулась. Улыбка у неё была чудесная… Лицо выходило совсем другое — словно у школьницы…
2
Очередь, привлечённая моим смехом, резко зашикала:
— Эта гражданка тут не стояла! Мы все тут с пяти утра дежурим, нечего пристраиваться!
А женщина, уже и без того собиравшаяся уходить, неожиданно выхватила из-за пазухи сложенный вчетверо листок:
— Вот!
Раскрыла, повертела им в воздухе — для стоящих сзади.
Я дурашливо сделал под козырёк:
— А разрешите документик ваш, гражданочка?
«Справка из Сямжеского сельсовета Вологодской области. Выдана Усольцевой Елизавете Сергеевне, 1947 г. р. На период: с 24 по 27 мая 1974-го года, в город Москву. Цель: покупка товаров первой необходимости».
Хотя эта справка ровным счётом ничего не доказывала, очередь почему-то утихомирилась.
— А чего ж вы не в Ленинград за маслом поехали, Елизавета Сергеевна? — весело брякнул я. — Всяко поближе, да и белые ночи…
— В Ленинграде-то сейгод — тестюшка вдовый, — серьезно сказала она. — Дак мужик-то мой и ревнует же сильно. — И, словно себе, добавила: — Опехтюй сам, бельма налиты, а глянь-то вот — ревности-то в нём, да!..
— Елизавета Сергевна, — начал было я — и осознал её имя… — Ох, так вас же Лизой зовут! А вы знаете, что там, — я махнул рукой в сторону Пушкинского музея, — тоже Лиза? — Ну, Джоконда… Другая Лиза…
— Лиза?.. — она, эхом.
3
Вскинула лиловые глаза — и взялась подробно, в упор, рассматривать моё лицо — с бесстыдной, незамутнённой сосредоточенностью ребёнка. Поправила платок… Сказала:
— Дак а чем она другая-то?
— Ну…
Мне не хотелось вдаваться в детали… Ответил уклончиво:
— Ну, вот она, например, по-итальянски, говорила… А вы же не говорите по-итальянски, Елизавета Сергеевна, правильно я вас понимаю?
Лиза отнеслась к шутке добродушно:
— Не, по-ихнему не говорю… Дак я-то ни по-какому не говорю… У нас в Сямже-то и никто ни по-какому не говорит, да…
— Я тоже не говорю, — соврал, сам не знаю зачем.
Снова — её улыбка.
И не захотелось мне её отпускать. Милая была эта Лиза, милая.
А она засобиралась:
— Пойду-ка я, товарищ, дел-то многовато… Ложки маслица по селу не найти — детям-то в кашу покласти… Трое деток у меня дак… Спасибо за разговор ваш…
4
Тут я заметил, что некая дама, вылезшая из чёрной «Волги», делает мне знаки. Пригляделся… Вахрамеева! Вместе в МГИМО учились. Была она дочкой полковника КГБ — распутная, разбитная, не злая… Думал, она давно уж за границей…
— Вохра, — говорю, — привет! Не ожидал!
Через минуту я догнал Лизу…
— Елизавета Сергевна, — говорю, — давайте вместе сходим на Джоконду! Без очереди, и ждать не надо! Совсем без очереди! Посмотрите там другую Лизу…
— Дак непорядок же вроде…
— Порядок, как раз полнейший порядок! У моей сокурсницы спецпропуск, она имеет право!
— Имеет право…
5
Милиционер сделал под козырёк и вежливо определил нас в хорошее местечко: человек пятнадцать до входа. Так, чтоб совсем сразу, не получилось: входили как раз чины, посерьёзней Вахрамеевского…
Мы пристроились за Лизой и осмотрелись. На подступах к иконе, сзади нас, люди уже вытягивали шеи — по-гусиному, комично, беспомощно… Некоторые, запасливые, вытаскивали полевые бинокли… Но самые смешные были с биноклями театральными… Может, и давали те бинокли какое-то увеличение, но предназначались-то они для зрителей, барственно восседающих в ложах, а тут зрители были неотличимы от скота на убой…
— Молочком парным твоя пейзаночка пахнет, — шепнула мне на ухо сокурсница. — Прямо как Доронина в фильме «Три тополя на Плющихе»… Пассия?
Меня это покоробило.
— Слушай, — сказал я, — а помоги ей масла купить? Ну, и другого, что сможешь… У тебя ведь машина на полном ходу…
— Посмотрим на твоё поведение…— кокетливо сделала глазки Вахрaмеева.
6
…Лиза, которая плывёт перед нами в людской реке, наконец доплывает до точки — прямо напротив своей тёзки — и останавливается как вкопанная. (Да бывала ли она в Мавзолее? — почему-то проносится в голове…) Мы натыкаемся на неё и останавливаемся тоже. Задние, между тем, напирают.
— Проходите же там, проходите!.. — раздаётся раздражённый ропот.
— Проходите, гражданочка, не задерживайте, — безразлично подхватывает милиционер. От него несёт водкой.
Но Лиза стоит, как столпник в накале молитвы. Она выглядит заколдованной.
— Припадочная, что ли? — милиционер подмигивает мне по-свойски. — Проходите, гражданочка, проходите, вы задерживаете людей!!
Он слегла напирает, пытаясь оттеснить Лизу в сторону… Но она стоит, как валун.
— Это безобразие!! — ярится очередь. — Что там у вас заело?! Почему люди должны стоять?!
— Я ещё не увидела… — неожиданно шелестит Лиза. — Я ещё не увидела…— добавляет она еле слышно.
Милиционер хватает её за руку и, другой рукой, делает жест мне, чтобы я помог. Я уж было делаю шаг… И не могу… Между тем, Лиза, сопротивляясь тому, что её волокут, валится на бетонный пол и начинает дико отбиваться ногами… Милиционер резко рассекает воздух свистком…
— Отпустите!! — бьётся Лиза в милицейских руках. — Ну, отпустите за ради Боженьки! Я не увидела!! Не бейте!! Не бейте!! Я ещё ничего не увидела!!
Вот, рeзко двинула в пах — одного, другого… Четвёрка ментов, охаживая её кулаками, отволакивает Лизу к выходу… Но там, на выходе, ей удаётся схватиться за поручни… Пустые сумки остаются валяться под портретом её тёзки… Толпа уже шагает по ним… А Лиза, вцепившись посиневшими пальцами за поручни, захлёбывается рыданиями:
— Отпустите меня!! Я не увидела!! Почему так?! Почему вы так?! Я не увидела!! Я ещё её не увидела!!
— …Ох, ну ты прям — Джульетта Мазина, — беззлобно заключaет на выходе Вахрамеева. Изящно выуживает ноготками сигарету и, со вкусом, передразнивает: «Non voglio vivere! Non voglio più vivere! Non voglio vivere! Non voglio più vivere!»
7
Кишение людей… Очереди, толкучки…
— Пассажирский поезд «Москва — Вологда» отправляется через пять минут. Просим провожающих покинуть вагоны. Повторяем…
Мы с Вохрой и так уж покинули. Стоим на платформе — с одной стороны стекла, а с другой — в плацкарте, на коридорном местечке, — стоит Лиза. Окно, несмотря на лето, плотно задраено, да к тому же немыто. И всё же Лизино лицо в кровавых подтёках я вижу отчётливо. Лиза смущённо улыбается, потому что (как она думает) отрывает нас от важных дел… Ещё целых пять минут будет нам в тягость, и ей неловко.
И потому она решает нас повеселить. С хитрым видом достаёт что-то — и подносит к стеклу. На пачке надпись — «Вологодское масло». Достаёт ещё одну — и подносит к стеклу. Третью, четвёртую. У неё четыре пачки «Вологодского масла»! Она делает комически-важный вид: видели, какая я знатная птица?
— Пассажирский поезд «Москва — Вологда» отправляется через полминуты.
Лиза подмигивает нам и, как только вагон трогается, она старательно складывает ручки — ну, точь-в-точь, как на картине великого итальянца. Но этого ей мало: чтобы скрасить свою неловкость, она изображает улыбочку — да, улыбку Моны Лизы. Посмотрите: вылитая Джоконда, ведь правда?
***
© Марина Палей
21.04.2020
Hinterlasse einen Kommentar